Сигара и рояль. Глава 14. Беларусь, лето 1991 года.

Извещение на получение заказного письма из Германии пришло только в конце июня, когда Вероника Буржевская уже почти перестала надеяться.

В тот день у Наташи был выходной, и Вероника, заскочив по дороге на главпочтамт, поехала к подруге домой. Про неожиданную находку в маминой квартире она до сих пор не рассказывала больше никому. Муж «чудесным» образом исчез, брата её жизнь уже давно не интересовала. Как, собственно, и любая другая, кроме его собственной. Так что, хоть руки и «чесались», Вероника решила вскрыть письмо уже вместе с Наташей, предварительно выкурив для успокоения по сигарете.

На звонок никто долго не реагировал, и Вероника уже решила уходить, когда за дверью, наконец, послышались неуверенные шаги.

- О-о, п-подруга! А что эт-то ты в неурочное время?

Наташа была босиком, в майке на голое тело и коротеньких шортах. В воздухе витал стойкий запах коньяка и сигарет.

- П-проходи! С-составишь компанию…

В таком состоянии Буржевская видела её впервые. Не то, чтобы хозяйка квартиры была убежденной трезвенницей, но так, да ещё в одиночестве. Для этого нужна серьёзная причина. Наташа же, закрыв за гостьей дверь, походкой нализавшейся валерьянки кошки прошла в гостиную и с вздохом облегчения опустилась на ковёр возле дивана. Перед ней на журнальном столике стояла уже наполовину пустая бутылка «Hennessy», бокал, несколько долек апельсина и пепельница, полная окурков.

- А Лиза где? – спросила Вероника совершенно не то, что хотела.

- У родителей…

- А ты, значит, расслабляешься в одиночестве?

- Вот и-именно, в одиночестве, - буркнула Наташа, глотнув янтарной жидкости прямо из бутылки. – Герхард – г-гад траншейный, у-убила бы…

 - Не поняла?

- А что непонятного? Обещал в начале июля приехать, а утром позвонил и сказал, что совершенно неожиданно возникли какие-то обстоятельства. Что-то связанное с его родителями. И он вынужден перенести свой приезд на август. Очень извинялся и просил его понять правильно. Паразит!

От возмущения и обиды у Наташи даже перестал заплетаться язык. Да и вообще она уже не казалась пьяной, словно кто-то невидимый неожиданно выплеснул на голову ведро холодной воды.

- Ну да, нашёл себе там немку, а тебе мозги родителями пудрит, - не особенно вдумываясь в смысл сказанного, заметила Буржевская. – Нормальная по нынешним временам ситуация, в общем-то.

- Знаешь, подруга, будь на твоём месте сейчас кто-нибудь другой, послала бы далеко и без хлеба. А так – нельзя, начальство всё-таки…

- Прости, пожалуйста! Это я так «шучу» сегодня. В голове полный бардак… Герхард твой на явного кобеля не похож. Да и на неявного – тоже. Только не заставляй ты его ждать бесконечно. Или говори «да», или выбрасывай из сердца…

- Из сердца – не могу, - грустно улыбнулась Наташа. – Я ведь его тоже люблю. Да и Лизхен почти каждый день о нём спрашивает.

- Так что ты тогда бабушку лохматишь? Дуришь голову и себе, и другим?

- Да никого я не лохмачу… Страшно мне просто. Чужая страна, другие люди.

- Думаешь, моей бабушке легко было? А, ничего, почти до 80-ти дожила… Я от неё сегодня, кстати, письмо получила.

- Так что же ты молчишь! – вскочила с ковра Наташа. Она достала ещё один бокал, налила себе и гостье коньяка. – Давай, примем по чуть-чуть для храбрости.

Дорогой напиток обжигающим комком скользнул в желудок. На душе стало как-то спокойнее.

- Хорошо пошёл, - улыбаясь, проговорила Вероника. – Не плохо, в общем-то, живут в нашей стране обычные официантки.

- Да ладно ёрничать. Сама же понимаешь, что это Герхард привёз, - Наташа приглашающим жестом указала на диван. – Лучше садись и доставай письмо! Самой же, небось, не терпится.

«Здравствуй, дорогая внучка!

Наверное, сейчас, когда ты читаешь эти строки, у тебя точно такое же состояние, какое было у меня, когда я три недели назад достала из ящика твоё письмо».

- Ничего себе, - удивилась Наташа. – Получается, что твое письмо шло туда больше месяца.

- Хорошо, что вообще дошло. Давай прочитаем всё, а потом уже будем обсуждать и комментировать.

«Жаль, конечно, что Лиды уже нет с нами. Но, зато, я теперь обрела внучку. И это замечательно!

Времена сейчас, слава Богу, другие и ты вполне можешь приехать. В смысле – прилететь.

Мой муж поднял на ноги всех своих друзей и знакомых, чтобы быстро оформить тебе приглашение. Теперь всё уже сделано. Приглашение ждёт тебя в немецком посольстве в Москве. Тебе надо только иметь заграничный паспорт. Постарайся получить его побыстрее. Твой самолёт вылетает из Москвы в Гамбург 20 июля. Билет ты сможешь забрать в московском представительстве авиакомпании Lufthansa.

Если вдруг что-то не будет получаться вовремя с документами, тогда перезвони и мы переоформим билет на другое число. Но ты уж постарайся. Очень хочу тебя видеть! Тогда обо всём и поговорим.

Встречать тебя в Гамбурге будет мой сын. Ему немного за сорок. Он будет стоять с табличкой в руках, на которой написано твое имя. На русском языке, естественно.

Всё! Жду, люблю, целую.

Твоя бабушка Аня».

Вероника отложила письмо и подняла влажно блестящие глаза:

- Вот такие пироги с котятами…

- Ага, вареники с тараканами, - в тон подруге проговорила Наташа. – Живёшь себе, живёшь, всё как-то относительно наладилось. Или окончательно разладилось. Уж не знаю, как в твоем случае правильно. И вдруг – бац! Бабушка в Германии. Знаешь, подруга, не хотела бы я, пожалуй, оказаться на твоём месте. Хотя, кто знает, что ждёт меня в ближайшее время.

- Вот именно! Ты сильно не волнуйся: я съезжу в «разведку» и всё разузнаю. А там и решишь…

- Договорились! Только давай ещё по тридцать грамм под сигаретку… А то «пропадёт» хороший напиток.

Оставшееся до отлёта в Германию время прошло в хлопотах и беготне. Труднее всего оказалось получить заграничный паспорт. Благо, начальник областного ОВИРа частенько посещал ресторан, в котором работала Буржевская, и, можно сказать, знал её лично. В смысле, обращал внимание на привлекательную внешность администратора. Так что, когда в его очередной приход Вероника набралась «наглости» и обратилась за помощью, процесс пошел ударными темпами.

Брат, к которому ей удалось один раз всё-таки дозвониться, отнёсся к известию о «воскрешении» бабушки без энтузиазма. Вот, если бы, дескать, она была одна и хотела оставить внукам наследство… А так: муж, сын. На проявление же чисто родственных чувств он не собирался тратить силы и время. Тем более – деньги. Даже на телефонный разговор.

Зато сыновья восприняли новость с откровенным восторгом.

- А что, родная бабушка в Германии – это круто! То есть, нам она приходится прабабушкой? Вообще супер! Значит, мы тоже скоро в Германии полетим? -  две пары карих глаз вопросительно смотрели на мать.

- Полетите! А, может, бабушкин сын за вами на машине приедет. Только сначала уж я с ней встречусь, можно?

- Конечно, - дружно кивнули коротко постриженными головами мальчишки. – Ты за нас не волнуйся  - дома всё нормально будет. Да и тётя Наташа ведь с нас глаз не спустит? Точнее, явится, как она любит, без предупреждения. И, если что не так… В общем, расслабиться не получится.

- Я тебе расслаблюсь во время сессии, - Вероника «грозно» взглянула на старшего сына. То есть, свела брови к переносице и постаралась придать глазам суровое выражение. Серж моментально принял игру и «виновато» опустил голову.

Вообще-то, Буржевской грех было жаловаться на сыновей. У них уже давно сложились, можно сказать, приятельские отношения. Вернее, как считала Вероника, действительно нормальные отношения между матерью и детьми. Многие говорят, что женщине легче договориться с дочерьми, а отцу – с сыновьями. Сейчас Буржевская уже и представить себе не могла, как бы она жила с двумя дочерьми. Особенно, без мужа в доме. Нет, речь не шла о последних полутора годах. Её «дорогой» супруг уже давно не баловал домашних своим долгим и частым присутствием. Сыновья сначала скучали без отца, с нетерпением ждали его возвращения с фасадов: в те годы он хоть бывал дома примерно с ноября по конец марта. Потом, постепенно, привыкли жить втроём. И рассчитывать только на свои силы и возможности.

И ещё на помощь бабушки Лиды, пока она была жива. Мать Вероники беззаветно любила внуков. Это её стараниями Сергей и Александр в одночасье превратились в Сержа и Саньку. Да так прочно, что по-другому их практически никто уже давно и не называл. Кроме, разве что, учителей в школе и преподавателей в университете, которые обычно использовали фамилию.

Правда, и Леонид почему-то принял в штыки инициативу тёщи, и даже какое-то время пытался с этим бороться. Мол, не позволю, чтобы моих детей чуть ли не собачьими кличками называли. С «собачьими» он, конечно, перегнул палку, но… Буржевский хорошо знал, что мать Вероники в душе не одобряла выбор дочери, хотя и не высказывала вслух свое неудовольствие. Но, когда он зачастил на фасады, а потом весь ушёл в  бизнес, их отношения и вовсе разладились. Точнее сказать, несколько последних лет тёща с зятем вообще не видели друг друга. В общем, явно они никогда не ругались, но и сколь-нибудь тёплых чувств по отношению друг к другу тоже не питали.

Да и что говорить про тёщу, если с женой и сыновьями Леонид с каждым годом виделся всё реже и реже. А уж супружеская жизнь Вероники давно существовала только на бумаге в виде небольшого синего штампа в паспорте. Иногда до Буржевской доходили слухи про его «деловые» встречи в сауне с обязательным приглашением готовых на всё девочек. За определенную плату, разумеется. И про меняющихся чуть ли не по два раза в год длинноногих личных секретарш, неизменно сопровождающих шефа во всех поездках. А уж пользующаяся «особой» благосклонностью хозяина главная бухгалтерша фирмы вообще воспринималась как нечто само собой разумеющееся.

Правда, надо отдать ему должное, господин Буржевский всё выше упомянутое старался особо не афишировать и время от времени появлялся с законной супругой на особенно важных для него официальных и культурных мероприятиях. А с отсутствием интимной составляющей «семейной» жизни Вероника смирилась, на удивление, безболезненно. То есть, мысли о любовнике иногда посещали, но как-то вяло, не конкретно. И уходили гораздо быстрее, чем Вероника успевала над ними серьёзно задуматься…